Альфа Центавра [СИ] - Владимир Буров

— Я согласен на лошадей с тупыми, как кулак копьями.

— Я знала, что ты джентльмен, и не заставишь меня опять страдать от этих придурков с экстремистскими наклонностями.

Но пока что перед нами развернулся бой у реки. Ибо:

— Отряд Дэна, принявший ошибочное направление за реальное, пошел не к Царицыну, а назад к Волге, и столкнулся с отрядом Жены Париса, на этот раз возглавившей тачанку с пулеметом, и надеявшейся ударить в тыл Деникину. Таким образом Деникин оказался зажатым с двух сторон, ибо Щепка уговорила Колчака в броневике:

— Сражаться за нас. — Хотя это было и непросто, так как Колчак согласился на все, кроме того, что Волга сзади, а Царицын впереди. Она даже подумала:

— Дуркует, — знает, что Волга где-то там, а нарочно хочет доказать:

— Она там, где Царицын. — Сукин сын.

— Что-с? — простите, мэм.

— Поворачивай.

— Нет. Она за маузер, а его нет. Теперь уж и не вспомнить, где потеряла, ясно только, что точно:

— Отобрали эти козлы и козы, которые во времена не столь уж и отдаленные отобрали у нее этот броневик.

— Можно я поведу? — спросила она ласковым голоском.

— Како поведу? — раскрыл от удивления рот Колчак, — они там внизу подняли бунт.

— Бунт на броневике? — удивилась Щека, — это возможно.

— Вы спросили или сделали утвердительный жест? Она подумала:

— Он знает, что ее когда-то победили в ее же броневике, или только раздумывает наобум. И да: — Я могу разобраться с теми, кто захватил наше подпалубное помещение.

— Одна? Вряд ли? Вы идете на большой риск, потому что даже не знаете элементарного правила:

— Надо сначала провести рекогносцировку сил противника.

— Вы предполагаете, что их больше, чем нас?

— Если считать не только подпалубную залу, но места на галерке, и также в буфете, то да, разумеется, больше.

— Простите, вот из ит:

— В буфере, — или, нет, в буфете — это понятно, а что такое:

— Галёрка?

— Хорошо, скажите, что такое буфет в танке, нет просто для того, чтобы хоть немного иметь общего в этой азбуке майского жертвоприношения.

— Хорошо, чтобы не смущать вас, скажите тогда, что такое галерка?

— Нет, вы хотели знать про буфет сначала.

— А теперь хочу узнать сначала про Га-лё-рк-у-у! — Я понятно разъясняюсь?

— Куда уж дальше, — тяжело вздохнул Колчак, — но этим своим выговором, и тем более, логикой заблудившейся маркитантки, вы выдали себя с головой.

— Что значит: с головой? Вы знаете, кто меня послал?

— Думаю, вы инопланетянка с Альфы Центавра.

— Нет, милый друг, это вы выдали себя не только с головой, но теперь мне ясно, откуда растут ваши длинные ноги. Вы не знали, почему многие нарочно врут?

— Нет.

— Для того, Мопассан ты мой ненаглядный, чтобы по ответному сигналу понять:

— А сам-то, мушкетер, не из провинции ли нашей, по имени Альфа Центавра прибыл?

— После вашего откровенного резюме могу сказать только одно:

— А не обняться ли нам, как двум заблудившимся Созвездиям? И они обнялись уже не как недавно трахнувшиеся Колчак и Щепка, а как:

— Инопланетян Ко и его тамошняя подруга Ан — Анна, если немного подкрутить гайки в сторону Земного Интерфейса.

— Нет, честно, не только май либе дих Вилли Шекспи, но даже незабвенный Гохголь:

— Мне не поверил бы.

— Значит, я буду у тебя уже третьим здесь на Земле? — спросил — а зачем? — и сам не понял Ко.

— Да больше было, конечно, — как само собой разумеющееся ответила Ан, а вот Коллонтай — Га — Галя в Земном Интерфейсе — имеет секс-коллекцию не меньше, чем имел Набоков бабочек в своем Гербарии.

Перебежчики говорят даже:

— Добралась даже до самого Вилли Фрая, которого практически никто не знает, кто это такой.

— Вот как? — обрадованно ответил Колчак. — Ты выдала мне очень важную информацию. Ибо: Фрай — наш самый законспирированный человек в Трое.

— В какой еще Трое?!

— В узком кругу мы так называем этот неприступный город Царицын.

— Вот как? — только и ахнула Ще.

— Да, милая моя, ибо:

— Я уж другому отдана.

— Отдан, — ты имеешь в виду.

— Да, но не только. Впрочем, не буду пугать: конечно — это я, и пойду с тобой до берега Волги.

— Да?

— Да, но. Но если ты сможешь взять управление этой Тягомотиной в свои руки. И перед тем, как ты уйдешь в это Подкомфортное пространство, — он показал пальцем на завинченный пока что люк, ведущий в кабину управления — считаю своим последним долгом такого же, как Вы инопланетянина, предупредить:

— Буфет — это цистерна со спиртом, где сидят два притихшие на некоторое время беркерсиера, а Галерка — место, где сторожит вход в Тягомотину ужасный пес по кличке Батька Махно.

— Как звать тех двоих на передних кресла цистерны?

— Я не сказал, да, это слуги Персефоны Яшка Сверло и Пашка Дыбенка, приставленные к нам самим Аидом, чтобы.

— Чтобы?

— Чтобы? Ах, чтобы! Чтобы найти её!

— Она сбежала?

— Да.

— Впервые слышу. Ибо.

— Ибо?

— Ибо, если бы я знала, то уж давно сочинила бы на это экстраординарное происшествие пьесу не хуже самого Вильяма Шекспира.

А так нечего и сказать.

— Вот, я подарил тебе можно сказать жизнь:

— Возьми её.

Щепка собственноручно открутила шесть гаек Подкомфортного пространства, и спрыгнула в темноту. А они уже лежали в полном предвкушении от последующего полного объединения-воссоединения, и так это:

— Поглаживали друг друга кто по голове, а кто и:

— По заднице.

— Ты как?

— Никак.

— Почему?

— Мне кажется, кто-то спрыгнул в трубу.

— У нас есть труба?

— В камин, я имею в виду.

— У нас есть камин?

— Хватит глупить, — и она легонько, но чуть сильнее, чем раньше ударила его по. По заднице, из чего следует, что он-то гладил ее по голове. Хотя и не на все сто это может быть именно так. Но в принципе не имеет большого значения, ибо все, как всегда, всегда меняются местами. Не забыли? Точнее:

— Вспомнили. — Без знака вопроса, надеюсь.

— Правда, там кто есть.

— Ты боишься?

— Да. А ты, скажешь, нет?

— Тоже боюсь, но не настолько, чтобы признаться в этом вот так сразу.

— Ты уже признался.

— Ну, хорошо, я сейчас проверю, что за Персефона там скрывается, — сказал Ленька Пантелеев, и решил одеться.

— Вряд ли жители Аида различают людей по одежде, — сказала Ника Ович, и добавила:

— Между прочим, я и есть Персефона.

— Да? — только и мог спросить шокированный этим признанием Ленька, но все решил еще пошутить: — Это хорошо, а то я жду, жду, а она все тянется в чьей-то постельке, ко мне не торопится. А это ты!

Не знал. Так теперь может и не смотреть:

— Кто там? — Ибо:

— С тобой мне никто не страшен.

— Это хорошо. Но все равно: принеси мне ее.

— Зачем, на обед? А то меня съешь!

— Прошу прощенья, но я не ем покойников.

— А-а, к-кого тогда вы е-едит-те-е? Нет, я интересуюсь в том смысле, что мы-то здеся тока покойников едим, и даже более того:

— Практически кушаем их с большим удовольствием.

— Ем ли я их живьем? — задумалась Ника. — Пожалуй, что нет. И знаешь почему? Если только первые полгода. А когда спускаюсь назад к Иму в Подземное Иво Царство, то там тока живых, но когда Здесь, то не всегда помню, что было Там.

— Простит-те-е, достопочтенная леди, но так получается по-вашему, что мы сейчас на Том Свете. Что ли?

— А вы думаете где?

— Вот я так и думаю, по-вашему мы Узе в Иво Подземном Царстве.

Или вы думали меня запутать, чтобы я ничего не понял, и не боялся дальнейших последствий?

— Хорошо, я вам объясню, как мы едим живых здесь.

— Лучше потом, я пока схожу, посмотрю, что и как произошло в камине.

И в конце концов, после небольшой возни притащил Щепку.

— Оба-на, кого я вижу, Щепка Ка. Подведи поближе, я ее съем.

— Я те съем! — рявкнула Щепка. И добавила: — Я парламентер.

Предлагаю сдаться добровольно.

— Может и сдаваться не надо, — ответила Ника, — ты скажи, в чем дело, авось:

— Я и так согласная-я.

— Поворачиваем оглобли на Деникина.

— Зачем?

— Чтобы ударить ему в зад.

— А! Вот теперь я тебя узнала. Явилась — не запылилась. Послушай, Лень, а Лень, погляди-ка на нее, это и есть та Щепка, которая здесь командовала когда-то, а я вышвырнула ее во тьму кромешную.

— Надо было съесть, тогда бы уж точно не вернулась, — сказал, не зная, что бы еще придумать Ленька Пантелеев.

— Тогда мы были еще на Земле, а вот сейчас На Том Свете как раз самое время подать мне ее на первый ужин.

— Что ты плетешь, коза! — рявкнула Щепка, и не глядя бросила, обхватившего ее сзади Леньку под ноги набегающей Нике Ович. И как два одиночества ребята разлетелись в разные стороны.